Они рассмеялись. Лефевра взял кинжал, подошел ко мне вплотную, приблизив острие к моему правому глазу. Я не отстранился, и он усмехнулся:

— Не боишься? Хорошо. Те, в трактире, тоже не боялись, и где они теперь, страж? Как только Носители Чистоты найдут твоего дружка, так и начнется потеха. И я буду смотреть на это. Хотите вина, ребята? Я угощаю.

— Конечно! — ответил Альбинос, прислонившись к краю стола.

Лефевра, кивнув, направился к выходу.

Я посмотрел на своих тюремщиков. Как видно, у них был приказ не трогать меня до поры до времени, так что они лишь плотоядно поглядывали в мою сторону, негромко переговариваясь между собой. А затем и вовсе потеряли всякий интерес, начав разжигать жаровню.

Они были так увлечены своим занятием, что не увидели вновь вошедшего. Я едва не завопил от облегчения, но сжал зубы, глядя, как Рансэ подскочил к Альбиносу и ударил рапирой в спину так, что острие вышло у того из груди.

Черноволосый от неожиданности упал с ящика, на котором сидел, закричал, закрываясь руками, и умер.

Рансэ осмотрел мои кандалы, вернулся к столу:

— Надеюсь, что ключ они оставили здесь.

— Поспеши, скоро вернется еще один.

— Нам повезло, что все это случилось в Сен-Сеноше. — Он продолжал говорить, сбрасывая на пол сосуды, скидывая бумагу и рассыпанные зубы непонятного животного. — Тюрьмой это место никак не назовешь, обычный дом с подвалом. Легко войти, легко выйти. И никакой охраны, кроме двух этих тупиц.

— Все ищут тебя.

— Тем лучше.

Колба с уродцем грохнулась на пол.

— Проклятье! Где же этот чертов ключ?!

— Проверь карманы у мертвецов, — посоветовал я ему и оказался прав. Ключ нашелся у Чернявого, и Рансэ открыл замки, освобождая мои руки:

— Рад, что ты решил мне помочь.

— Ну, мое упрямство привело к тому, что ты здесь оказался. — Страж запихнул книгу в сумку, бросил мне кинжал. — Сваливаем, ван Нормайенн, пока они не вернулись. Идти сам можешь?

— Да.

Он первым выбежал в коридор, поднялся по лестнице наверх, и мы оказались в жилой комнате.

— Легко, словно украсть конфету у младенца, — пробормотал Рансэ, распахивая дверь на улицу.

Широкий нож ударил его в грудь и он, согнувшись, отступил к стене, зажимая рану. Лефевра кинул в меня бутылку с вином, шагнул в дом, с усмешкой направляясь ко мне, и взвыл, когда кинжал раненого Рансэ воткнулся ему в голень.

Я уже был рядом, ударив наемника кулаком в лицо, перехватывая руку с ножом, выворачивая… Ребра вспыхнули болью, но я все-таки повалил его на пол, и мой напарник погрузил кинжал в шею наемника.

— Все, — сказал Рансэ, улыбаясь, и на его губах выступила кровь. — Теперь все!

— Дай я посмотрю рану, — сказал я.

Он отпихнул мою руку:

— Уже неважно. Проваливай. И сумку возьми.

Он захлебнулся кровью, закашлялся, с вызовом усмехнулся мне:

— Отлично мы сработались, а?

Я кивнул, глядя как Рансэ, нетерпимый, мстительный и самый резкий из всех стражей, кого я знал, умирает.

— Окажи услугу, Людвиг.

— Все, что угодно.

Он закрыл глаза, и я видел, как кровь толчками течет из его раны. Он поднял отяжелевшие веки:

— Покаянный псалом.

— Я не священник.

— Неважно.

Чувствуя горечь, я перекрестился и произнес:

— De profundis clamavi ad te, Domine; Domine, exaudi vocem meam… [10]

Жассен, приграничный с Прогансу город на северо-западе герцогства Удальн, встретил меня дождем. Проповедник, молчавший всю дорогу, посмотрел на низкие небеса, сокрушенно качая головой:

— Непогода держится уже неделю. Пока ты доберешься до Ливетты, сам превратишься в воду.

Я вышел из дилижанса, захлопнул дверцу и подошел к зданию с вывеской «Фабьен Клеменз и сыновья». Вид у меня был не слишком презентабельный, кровоподтеки на лице еще не сошли, так что охранники вели себя с подозрением, пока не проверили мою личность.

Серый, ничем не примечательный клерк с улыбкой встретил меня за стойкой:

— Господин ван Нормайенн, наша фирма очень рада вашему визиту. Чем мы можем вам помочь?

Я вытащил из сумки книгу в обложке из красной кожи:

— Мне нужно, чтобы вы переправили срочную посылку по вашим каналам. Это возможно?

— Вполне. Если, конечно, вас не смущает цена. — Он достал чернильницу и перо. — Кому предназначается посылка?

— Госпоже Мириам фон Лильгольц, магистру Братства стражей. В Арденау.

История третья

ВИЗАГАН

Деревня на границе герцогства Удальн и Кантонских земель название носила изумительное и очень точное — Дыра. Когда Проповедник услышал его, то хохотал, как сумасшедший, валяясь на лужайке перед домом старосты — полуразвалившейся хибарой, которая, на мой взгляд, не пережила бы даже одной зимы.

Оказался я в этой… дыре после того, как пересек герцогство, направляясь в Литавию. По пути мне пришлось задержаться в Эрленхофе, чтобы разобраться с двумя убавляющими плоть, устроившими логово в центре города, на складе, где хранили зерно. После того как с делами оказалось покончено, я решил двигаться через Совиную пущу, стараясь как можно быстрее добраться до цивилизации, сесть на дилижанс в одном из западных кантонов и рвануть в Ливетту, где меня ждала Гертруда.

Но, к сожалению, из этой затеи ничего не вышло. Случилась неприятность, о которой меня предупреждала София, пришлось побегать, поплутать, и я выбрался восточнее тракта, в местности дикой и не слишком дружелюбной. В этой глуши, среди многочисленных рощ, пущ и курганов, натыканных здесь, точно грибы после дождя, очутиться рядом с Дырой оказалось самой настоящей удачей.

— Готов поспорить с Пугалом на свою рясу, что ты тут надолго не задержишься, — сказал мне Проповедник.

— Не задержусь, — ответил я. — Не вижу причин подвергать опасности жителей.

— Да их тут человек пятнадцать от силы. Ни церкви, ни трактира. И все, как один, — угрюмые крестьяне. Скорее это ты подвергаешь себя опасности, находясь рядом с ними, а не они, пребывая рядом с тобой.

Ну, в общем-то, он прав. Народ здесь проживал не слишком приветливый, а мои сапоги и сумка через плечо привлекали слишком нездоровое внимание местных. Уверен, они давно бы стали владельцами этого имущества, если бы не палаш у меня на поясе и легкий арбалет за спиной. Впрочем, и они их надолго не остановили. Мужики покумекали, почесали в затылках и разбрелись по сараям, вернувшись назад кто с вилами, кто с цепом. Они старательно делали вид, что взяли их не по мою душу, и набирались храбрости для того, чтобы навалиться на меня гурьбой.

Я разрушил все их радужные мечты, когда один из них, самый глазастый, разглядел кинжал с сапфиром. Здесь стражей всегда считали кем-то вроде колдунов, с той лишь разницей, что мы начинаем вредить, если нас задеть или же прикончить. К счастью, местные суеверия иногда идут нам на пользу.

После этого мужиков как ветром сдуло. Остался лишь староста, смотревший недобро и раздраженно.

— Чего тебе? — спросил он. — Нет тут никаких темных душ, страж.

— Я ищу дорогу в Грифау.

— Туда, — махнул он в сторону мрачного леса. — Четыре дня пешком мимо курганов и заброшенного монастыря. Дурное место. Иди лучше назад в Эрленхофе. А оттуда за недельку до Грифау доберешься.

— Почему дурное?

— Иные существа там себя как дома чувствуют. Десять лет назад двоих наших поймали, кожу спустили. Мы далеко в курганы не ходим.

— Иных существ и вокруг полно. Небось, пытались у степняны волосы отрезать, вот она их и приголубила, — сказал Проповедник.

— Мне нужен крест.

Староста нахмурился:

— Своего, что ли, нет?

Я молча вытащил из-за ворота нательный крестик, и он перестал дергаться:

— Тогда зачем тебе?

— Сам сказал, место дурное. Я заплачу.

Он поколебался, вошел в свою разваливавшуюся домину и вернулся с крестом величиной чуть больше моей ладони. Тот, кто его сделал, был хорошим мастером. Темное серебро давно не чистили, но я на это плевать хотел. Крест как раз такой, какой мне нужен, и явно попал в руки к этой шельме не слишком законным путем. Думаю, он был дороже всего, что можно найти в этой деревне.

вернуться

10

Из глубины взываю к тебе. Господи! Господи, услышь голос мой (лат. Пс. 129. 1–2). Начало покаянного псалма, отходной молитвы, которая читается над умирающим.